Глава пятая

Опять это глухое эхо, таинственная перекличка душ. "Обычное детство".

С обычными обидами, детскими мечтаниями: то взлететь ввысь, как маленький эльф, и на всех-всех посмотреть сверху, приставив палец к носу: "Вот Вам!" То уйти далеко за таинственный горизонт. Одной. Одному. Особенно, когда тебя обидели. Неважно, как, почему! Отобрали ли куклу, сломали ли игрушечную ложечку, или из нового, купленного ведерка неправильно сыплется песок. Изо всех дырочек сразу. А надо бы, чтобы и совсем не сыпался. И не важно, каким он будет, песок, шелком сквозящий на пальцах: далекий, калифорнийский, с золотистых и мягких пляжей, или обычный, карьерный, вываленный из тяжелого кузова грузовика прямо у грядки с лилиями и золотым шаром....
Маленький мальчик играет у пожарной лестницы, ловя пальцами золотистые отблески калифорнийского заката А, может быть, погружая их полностью в забавную шерстку маленьких котят, найденных случайно в раз-ломанной коробке.

Он любил этих гибких, грациозных животных - кошек, считая, что они дарят человеку много энергии, и что "в их присутствии человек - всего лишь слуга". Ну да, их и невозможно не любить - настолько они милы всем, что в них присутствует, а самое главное, своей самостоятельностью и полной независимостью от желания твоей руки прикоснуться к мягкой густоте меха. Густота выскальзывает из пальцев, живая игрушка с шипением выгибает спину или показывает царапающий коготок.

"Мряу - мяв! Не трогай меня!" - моментально сужаются в злую щелку зрачки. - "Ты мне мешаешь наслаждаться жизнью. У котенка она тоже очень полная, вот только молока бы напиться вдосталь, хоть из пипетки, хоть с ложечки, хоть из плошечки, стоящей в крохотной кухне с огромной печью".

До сих пор помню, как я была счастлива, когда два котенка, оставленные своенравной мамой - кошкою на произвол судьбы, все - таки выжили и превратились в очаровательных, пушистых созданий редкого окраса: пепельно-серого и угольно - черного, "мефистофельского" с белыми, аккуратными пятнами на грудках и лапах. Но нам грозил переезд, и пришлось расстаться с одним из вынянченных мяукающих созданий. А черного, горделивого Уголька мы оставили у себя. До тех пор, пока он не украсил свежевыкрашенный пол новой квартиры резкими и точными отпечатками своих лап, всех четырех. Как будто печатями скрепил длинную цепочку - дорожку от порога до окна - балкона. Тут уж терпению всегда спокойной прежде мамы, пришел конец, ведь пол - то ей пришлось перекрашивать заново! Своих слез при расставании с мягким и чуть упрямым чертенком, с лукавыми, зелено - золотистыми искрами в глазках я почти не помню. Котенка отдали в хорошие руки без моего присутствия, а меня утешили тем, что ему будет спокойно у объездчика в лесу, на кордоне, там ведь сосны, травы, солнечная воля и много мышей. А еще у объездчика есть коровка, она дает молоко и сметану, значит, Уголек всегда будет сыт. ...Кошка Дассена, Клео, тоже всегда была сыта, потому что открывала холодильник передними лапками, ложась на спину и царапая низ дверцы. Милая миниатюрная пантера Клео, выражающая свой протест долгому отсутствию хозяев тем, что использовала в качестве туалета их тапочки....

Клео, сидящая у него на коленях, пока он впивался глазами в страницы какого то очередного словаря или газеты. Я смотрю на журнальный снимок. Умные, любопытные глаза зверька слегка прищурены, ушки настороже, не расслабились под любящей нервно - чуткой ладонью. Сколько раз и на моих коленях именно так сидели домашние любимцы, подчеркивая каждым изгибом хрупкого тельца полную независимость желаний, любых: прыгнуть, выгнуть спину, выйти вон из комнаты, оцарапать тебя, в конце концов.

Странные совпадения событий и линий наших жизней, которые, при всем желании, не могли совпасть. Ибо, когда все, о чем здесь написано, происходило со мной, ему было уже слегка за тридцать, и его карьера певца уже была в солнечном, слепящем, золотом зените. Только для меня голос его все еще оставался тайной. Увы! В той стране, в которой я жила, Париж казался иной планетой, языки - неким колдовским наречием, а имя Эдит Пиаф, к примеру, оставалось и вовсе за гранью не то, что узнавания, а просто - знания. Мое дачное, почти не зимнее, детство никак не входило, не вписывалось в безбрежные берега Тихого океана и Миссисипи, а уж тем более - Сены и Луары, Роны и Сонны. Увы! Разве могло быть иначе?

Глава восьмая

Джо говорил на шести языках, знал санскрит, итальянский, русский. В его доме была огромная библиотека, журналы и газеты получали и выписывали со всех концов света, а в его личном кабинете с белой мебелью на улице Д`Асси (странное, созвучие, не правда ли?) книжные стеллажи просто ломились под тяжестью томов, чьи золотистые, бежевые красные, зеленые, фиолетовые корешки притягивали к себе лучи солнца, свет, так щедро лившийся в окна...

Лукавил, он всегда лукавил Не выставлял напоказ свою блестящую эрудицию, образованность, тягу к знаниям, впитанную еще в семье, знание культур древних народов, их традиций. Бывая на гастролях во всех частях света, через два-три дня он легко и бегло начинал говорить на языке той страны, в которую приезжал. В его репертуаре были песни всех народов мира, даже африканских колонистов и заключенных! Но об этом подробнее - чуть позже Конечно, тут непременно сказывался уровень семьи, в которой рос Джо. Его отец, Жюль Дассен - выдающийся французский режиссер, снявший фильмы, ставшие классикой кинематографа, ученик и ассистент Альфреда Хичкока, лауреат Каннского фестиваля. И мать, Беатрис Лонер, - выдающаяся скрипачка, солистка оркестра Пабло Кассаля, звезда мирового масштаба, блестящий знаток музыки практически всех жанров, Такие родители не могли не наложить своего яркого, мощного отпечатка на личности детей, которые были чрезвычайно одарены. Своего начала. Потому - зачем удивляться возникновению такого феномена, как Дассен? Но это я говорю уже от себя…..

С четырех лет Джо был знаком с секретами кинокамеры и мечтал "ходить в кино на работу, как папа, каждый день". В шестнадцать лет он с отличием окончил лицей в Гренобле (до этого учился в Международной школе в Женеве, в престижном аристократическом лицее Розей) Мечтал и о кинокарьере, но последовал совету отца: "Ты сможешь делать все, что захочешь, но позже. Ты очень одарен, тебе надо получить хорошее образование. Ты еще успеешь сделать невероятную карьеру, получи сначала хороший диплом, который позволит тебе всегда заработать на жизнь. У тебя все впереди, ты еще очень молод, пожалуйста, послушай меня и сделай маленькое усилие. С дипломом в кармане ты сможешь спокойно заняться тем, что тебе нравится. Но не сейчас...”

Обладая блистательной памятью и любознательностью, юный Джо легко постигал трудности научных дисциплин, которые ждали его на медицинском факультете Мичиганского университета "Энн Арбор" или на кафедре антропологии и этнографии, где он, получив диплом доктора наук, в свои двадцать с небольшим лет (1960 - 64 гг.), мог свободно читать лекции студентам, потрясающе смотрясь в своей черной квадратной шляпе и мантии профессора. По воспоминаниям его сокурсника, швейцарца Бернара: "Джо был максималистом во всем, он работал, как сумасшедший, по ночам, чтобы ничего не упустить. Он был одарен великолепно...... Не сомневаюсь, что он преуспел бы во всем этом, если бы успех в музыке не заставил его свернуть с выбранного пути…”

Впрочем, возможно, что своей блистательной одержимостью Джо просто пытался побороть невероятное потрясение от потери семьи. Незадолго перед началом студенческой жизни старшего сына, в 1955 году, Жюль и Беатрис Дассен развелись. Это глубоко потрясло нервы и основы духа Джо. В горе и в радости, его семья всегда была рядом. Единая, сплоченная. Во всех неудачах, кочевьях, метаниях по Европе, куда их бросала необходимость быть рядом с отцом, не прижившимся в Америке и попавшим в черные списки " маккартизма". Они, семья Дассен, выходцы из Франции, с окраин Австрии и Венгрии (по материнской линии) всегда были единым целым, не мыслили себя друг без друга. Это был его мир, его корни. Корни, которых, в действительности, не имелось…

Почти. Создавались и тиражировались позднее красивые легенды о прямой "русскости" корней Дассена по отцу: дедушка - эмигрант родом из Одессы, потомок знатной семьи, бежавший из Крыма в двадцатых годах.

И, попавший на корабле в далекий Нью-Йорк. Не подтверждено и не опровергнуто никем. Впрочем, а как же иначе? Как объяснить необыкновенную притягательность песен Дассена, его популярность, именно в России? Пусть и с опозданием на десять с лишним лет? Только генами, честное слово!

Юный Джо долго мечтал о том, чтобы талант его отца снова признали, чтобы Жюль снова добился успеха, чтобы он снова занял то место, которого всегда заслуживал. В 1955 году этот счастливый, наконец, день настал, и именно он разлучил их. Жюль Дассен, “святой”, неподкупный, "человек без слабостей", влюбился в другую женщину. В незнакомку…Греческую актрису Мелину Меркури. И ушел к ней. Уехал в Грецию. Туда, где не было пресловутой, нелепой, жесткой, жестокой, опустошающей и безнадежной в своей черноте "охоты на ведьм"…

Глава десятая

…Но он опять немного лукавил. Он все еще не думал о пении всерьез. Это было увлечение: гитара, песни для друзей, напевы, мотивы, мелодии Брессанса, Бреля, вечера в кафе, нестройные аплодисменты… Джо ехал в Париж с одной твердой надеждой: стать ассистентом режиссера у собственного отца! Работа в кино все еще привлекала его, как пленительная мечта. Впрочем, становящаяся вполне реальной. Тем более, что Жюль Дассен собрался снимать интересный, авантюрно - приключенческий фильм, комедию о парочке, затеявшей ограбление века. В главных ролях должны были быть заняты: Мелина Меркури, Питер Устинов и Максимилиан Шелл. Действие должно было происходить в Стамбуле и на побережье Средиземного моря. Возможно, что Джо в этом фильме досталась бы одна из ролей. Но в этот приезд в Париж Дассену досталась не только роль и работа. В декабре 1963 года, на одной из вечеринок завсегдатаев киноклуба, его встретила Судьба в лице Иветт - Мариз Массьера, той самой Женщины, которую теперь, по прошествии почти тридцати лет, называют "Настоящей, истинной, подлинной мадам Дассен."
Вот как об этом вспоминает сама Иветт-Мариз. Я позволю себе длинный экскурс в ее изданную в Париже в конце девяностых книгу мемуаров. Никто не расскажет об этом лучше нее самой.

"Это было в пятницу 13 декабря 1963 года. По случаю выхода фильма "Этот безумный, безумный, безумный мир" Баркле устроил костюмированный вечер в большом ресторане в Булонском лесу. У меня было приглашение на этот вечер, но мне совершенно не хотелось идти туда. Но в 8 вечера моя подруга Аида принесла мне костюм Жанны д'Арк и заявила: "Мариз, ты пойдешь со мной, хочешь ты этого или нет!"

Две тысячи гостей в маскарадных костюмах, роскошные буфеты и буйное веселье - словом, милая вечеринка в узком кругу. Боксерский ринг, окруженный вопящими болельщиками, три оркестра - высший класс! Я переходила из зала в зал, перебрасывалась незначительными фразами с друзьями, как вдруг... среди сотен людей вокруг мне бросился в глаза бородатый пират. Я нашла его НЕОТРАЗИМЫМ...
Надо сказать, что в 1963 году почти никто из молодых людей не носил бороды. А на этом пирате к тому же был великолепный костюм: черные сапоги, облегающие брюки из черного атласа, широкий пояс, белая рубашка с широкими рукавами, распахнутая на груди, черная повязка в волосах и шрам на щеке.

Но как познакомиться с ним? В то время было не принято заговаривать с людьми, которым вас еще не представили. Целый час я искала кого-нибудь, кто знал его (позже выяснилось, что он делал то же самое). В конце концов, отыскалась одна общая знакомая: "Мариз, это Джо Дассен!"
Это была любовь с первого взгляда! Мы больше не расставались. Джо был мил и предупредителен, я была очарована им. К моему удивлению, время от времени он сильно дергал себя за бороду, явно не испытывая при этом боли, и в конце концов я поняла, что борода фальшивая - это было мое единственное разочарование.
Мне очень хотелось встретиться с ним снова, и на следующий день я пригласила его на обед к моей сестре. Сначала он не решался принять мое приглашение (что меня удивило), но, в конце концов, согласился. Много времени спустя он признался мне со смехом: "Впервые в жизни я чувствовал себя, как красотка, которую никто не узнает без макияжа и фальшивых ресниц".

Он оказался прав - на следующий день, когда он явился ко мне в костюме с галстуком и с аккуратной стрижкой, я действительно его не узнала. Но я по-прежнему была в него влюблена...
Это было в субботу, а в понедельник он сам пригласил меня в ресторан. Уже в следующую пятницу наши отношения перешли в стадию бурного развития - он пригласил меня на уик-энд в Мулен-де-Пуанси, за сорок километров от Парижа. Разумеется, я сразу согласилась!

Будучи истинным джентльменом, Джо снял две отдельные комнаты, но вечером пришел в мою комнату с гитарой и устроил настоящий импровизированный концерт; я просто потеряла голову. Он пел свои любимые американские фольк-песни ("Freight Train" ему пришлось повторить пять раз подряд по моей просьбе). К себе он в результате так и не вернулся!"
Первая любовь. Она очаровала и околдовала Мариз, на долгие пятнадцать лет, ставшую незаметной и незаменимой тенью Дассена. Мариз была его костюмершей, гримером, секретарем, парикмахером, официантом, слушателем всех его песен, критиком и рецензентом. Она стояла за кулисами во время его концертов, промокала салфеткой блестевший от пота лоб, переживала вместе с ним все его неудачи и провалы, гасила одним своим присутствием приступы неуверенности и меланхолии, которые были так присущи Джо, перфекционисту во всем. Мариз стала дыханием Джо, воздухом, но все это было еще впереди: гастроли, кулисы, концерты, успехи, провалы, золотые хиты. О себе же, тогдашней, и о молодом парижанине Дассене Мариз писала довольно скромно, с большой долей иронии:

"Я стала его первой фанаткой. Ни он, ни я еще не знали о том, что он начинает карьеру певца..."

6 января 1964 года, после моего дня рождения, мы решили жить вместе и поселились в Сен-Клу, в большом доме с садом. Этот дом принадлежал Би, матери Джо, которая большую часть времени проводила в Нью-Йорке. В середине января завершились съемки "Топкапи", и Джо остался в Париже, толком не зная, чем он будет заниматься. Как и прежде, его очень интересовало кино, также ему хотелось быть писателем…. Весной мы решили, что пора нам обзавестись собственным домом, и нашли небольшую трехкомнатную квартиру в районе Монпарнас, на шестом этаже старого здания, без лифта. Все лето мы делали в этой квартире ремонт.
Вскоре Джо нашел работу: начал озвучивать фильмы на французском и английском языках. Его заработков было достаточно, чтобы нормально жить.

Джо был очень мил со мной, обожал делать мне подарки - что может быть приятнее для женщины? Часто он приходил домой с цветами; бывали и неожиданные сюрпризы, например, красивое белье из магазина на Елисейских полях - для меня и для Жюли, его младшей сестры. После этого он сказал мне: "Жаль, что ты не видела, какую гримасу скорчила продавщица, когда я попросил два комплекта разных размеров в подарочных пакетах!"
Жизнь была прекрасна. Денег у нас было немного, но это нам не мешало. Монпарнас был еще чем-то вроде маленькой симпатичной деревушки. Мы много гуляли, сидели в кафе, играли в бильярд в бистро...
Джо отлично готовил, мне же до знакомства с ним не приходилось этим заниматься. Джо часто говорил: "Когда мы с Мариз познакомились, она и яичницу жарить не умела!"

Он подарил мне огромную кулинарную книгу, и я немедленно начала ее читать. Судя по реакции друзей, часто заглядывавших к нам на обед, я довольно быстро начала делать успехи. Конечно, не обходилось и без конфузов: однажды мы решили приготовить цыпленка с 40 головками чеснока. Вышло отлично, но... следующие десять дней мы бегали в душ по несколько раз в день!
Джо не расставался с гитарой. Когда к нам приходили друзья, он пел, не заставляя долго себя упрашивать, американский фольк, блюз, песни Жоржа Брассенса... Музыка была частью нашей жизни.

Джо не собирался становиться певцом. Его увлекала в разное время медицина и антропология, журналистика и кино... О карьере шансонье он во-все не думал. За него думала Мариз. Она вспоминала:

"После нашего первого уик-энда вдвоем я была без ума не только от самого Джо, но и от его голоса. Моя подруга Катрин Ренье тогда работала секретарем в фирме грамзаписи CBS. Я попросила ее записать для меня пластинку с магнитофонной пленки. Через несколько дней она спокойно сообщила мне, что сотрудники фирмы случайно услышали запись голоса Джо, пришли в восторг и хотели бы подписать с ним контракт.

Я вышла из себя.

- Ты с ума сошла! - сказала я ей. - Какой ужас! Я никогда не хотела быть подружкой певца и сейчас не хочу!

Все же я рассказала об этом разговоре Джо, но он не проявил никакого интереса. Ему очень нравилось петь, но только для себя и для друзей."

Прошло несколько месяцев. Джо снялся в "Красном клевере", потом работал ассистентом режиссера на съемках американского фильма "Что нового, киска?" с участием Урсулы Андресс, Роми Шнайдер и Питера Селлерса. Вскоре после этого он получил роль в фильме Питера Устинова "Леди Л." с Полом Ньюманом и Софи Лорен. Кино притягивало его все сильнее. Од-нако судьба распорядилась иначе. Катрин снова и снова принималась его уговаривать, и, в конце концов, Джо сдался. Он согласился записать диск, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
Запись проходила ужасно. Джо пел всю ночь... его голос ломался, срывался в хрип... ерунда, неважно, это никого не волнует. Аранжировки были сделаны без него и совершенно ему не подходили - ерунда, неважно, решено было их сохранить. Результат был ужасен, этот диск, определенно, не следовало выпускать. Однако, три месяца спустя он все же был издан и представлен на радио. Несмотря ни на что, я была довольна. Прождав столько времени, я все же получила мой диск...

Затем случилось чудо: Моник Ле Марси, помощник программного директора RTL, женщина, на редкость чуткая и прозорливая, начала ставить диск Джо в эфир. Тем временем, мы с Джо бегали по музыкальным мага-зинам. Диска нигде не было, никто о нем не знал. Телевидение также не удостоило Джо своим вниманием. Только Люсьен Лейбовитц с Europe 1 регулярно ставил его в эфир.
Провал не обескуражил CBS, и спустя три месяца, было решено выпустить еще один диск... быстренько. Художественный директор тотчас же находит четыре песни (Джо они совершенно не нравятся, но это никого не волнует!)….
Делается запись, издается пластинка.. и, как и следовало ожидать, снова полный провал. В полном отчаянии Джо решил раз и навсегда покончить с карьерой певца.

И тут случилось еще одно чудо. Американское руководство назначило нового директора французского филиала CBS. Жак Супле, бывший генеральный директор студии грамзаписи Баркле - суперпрофессионал, блестящий организатор и неутомимый трудоголик. Едва заняв свой пост, он решительно взялся наводить в студии порядок, арендовал новое помещение, ре-организовал все отделы, нанял компетентных сотрудников - словом, за короткое время успел переделать массу дел. Он назначил Джо встречу, сказал, что верит в него, и пообещал помощь и поддержку. Три месяца спустя вышел еще один диск с замечательным названием: "BIP-BIP".

Мариз была счастлива. Но чего то не хватало ей, какая то неосознанная тревога поселилась в ее сердце. Она вспоминала:

"…Мы жили вместе уже около полутора лет. Все было просто прекрасно: Джо был счастлив, я была уверена, что встретила мужчину моей жизни. Но слово "свадьба" так ни разу и не прозвучало. Оно было впервые произнесено после досадного инцидента, достойного фильмов Вуди Аллена.

Мы познакомились с очень известной американской певицей (ее имя я не хочу называть), которая была проездом в Париже, и пригласили ее на обед. Веселый вечер, проведенный в ее компании, был сдобрен изрядным количеством спиртного - наша гостья и Джо выпили целую бутылку коньяка на двоих. Отель, где она остановилась, находился в нашем квартале, и Джо вызвался ее проводить, сказав мне: "Мариз, не беспокойся, я сразу же вернусь".
Я не стала ждать его и легла спать. Проснувшись через несколько часов, я обнаружила, что его все еще нет. Джо всегда был очень пунктуален и предупреждал меня по телефону даже о самом незначительном опоздании. Кроме того, он ушел из дома без документов и был совершенно пьян. Разволновавшись, я вскочила, стала думать, что делать, и в конце концов решила сама отправиться на его поиски. Подойдя к отелю, я сразу заметила нашу машину, припаркованную на тротуаре. Значит, он все-таки там... Я позвонила - ответа не было. Я позвонила еще и еще раз - на втором этаже отворилось окно. Это была хозяйка отеля. Она сказала мне, что номер певицы на первом этаже. Я нашла нужное окно и постучала в ставни. Окно открылось, показалась взлохмаченная голова американки.

- Возьми у Джо ключи от машины! - сказала я.

- Ты что, с ума сошла?! Джо здесь нет!

- Тем не менее, забери их у него!

Произнеся эти едва ли имевшие какой-то смысл слова, я заметила двух припозднившихся постояльцев отеля, открывавших входную дверь своим ключом. Я проскользнула следом за ними и понеслась по коридору, как полицейская собака, взявшая след. Благодаря моей редкой способности ориентироваться в незнакомых помещениях, я без труда нашла нужную дверь, постучала. Дверь открылась, я подняла голову... Передо мной стоял Джо! Совершенно потеряв голову от ярости, я влепила ему пощечину. Он не сказал ни слова, только смотрел на меня большими удивленными глазами.

-Дай мне ключи от машины!

Он протянул их мне и, по-прежнему ни слова не говоря, последовал за мной. Дома я закатила ему сцену - первую и последнюю в нашей жизни:

- В конце концов, я не упрекаю тебя за то, что ты с ней спал, но меня возмущает, что ты обещал вернуться через пять минут, а сам пропал на четыре часа! Ты был пьян, без прав, без документов, я чуть с ума не сошла!

На следующее утро я поставила ему ультиматум: "Джо, либо ты женишься на мне, либо нашим отношениям конец. У тебя есть месяц, чтобы принять решение".
Удивленный моей реакцией, Джо ответил: "Я не понимаю, зачем ты завела этот разговор. Зачем все это нужно? Мы были очень счастливы, я не вижу ни одной причины, почему что-то должно измениться". Но я настаивала на своем, вовсю используя вчерашнюю историю, чтобы надавить на него. "У тебя есть месяц. Думай, решай. Я больше не буду тебе об этом напоми-нать". И добавила: "На твоем месте я бы не стала жениться".

В конце концов, Джо согласился зарегистрировать наши отношения, но сделал все, чтобы поколебать мою решимость. Раньше он был милым и спокойным - теперь стал нервным и агрессивным. Я привыкла видеть его обаятельным и раскованным, но он переменился до неузнаваемости, яростно сопротивляясь необходимости делать то, чего ему совсем не хотелось.
18 января, 1966 года в пять часов вечера, в мэрии 14-го округа Парижа состоялось самое мрачное бракосочетание года. В знак протеста жених явился в своем самом поношенном костюме. Невеста, напротив, была воплощением элегантности - я надела голубое платье, украшенное кружевом, манто из пантеры (одолженное у сестры) и очень романтичный, на мой взгляд, шиньон с буйными локонами.

В зале регистрации, естественно, был фотограф, но Джо выпроводил его. Слегка смутившись, я объяснила его поведение суеверием. Фотограф посмотрел на нас, как на ненормальных, и удалился.
На регистрации брака, кроме нас, присутствовали только свидетели. Со стороны Джо свидетелями были его мать Би и сестра Рикки, с моей - моя сестра и ее деверь. Впрочем, нет, я совсем забыла, что в последний момент появился еще один нежданный гость. Перед регистрацией, поскольку у нас было в запасе около четверти часа, Джо сказал: "Пойду выпью кофе". "Только бы он вернулся обратно", - подумала я, но все же не стала его удерживать. В бистро Джо наткнулся на Жан-Мишеля Рива, автора текстов его песен, жившего неподалеку. Жан-Мишель был в нашем доме частым гостем, но даже ему Джо не сказал о том, что мы женимся. Жан-Мишель спросил у Джо, что он здесь делает, и Джо, естественно, ответил: "Мариз ждет меня в мэрии, мы поженимся через пятнадцать минут". Удивленный донельзя, Жан-Мишель решил сопровождать Джо. Перед встречей в бистро он делал покупки и явился в мэрию с авоськой, из которой торчал батон!

Церемония бракосочетания продолжалась пять минут. Джо еле слышно пробормотал: "Да, я согласен..." Уф, я замужем... но какой ценой!
В машине Рикки заметила мою улыбку и сказала: "Ты сейчас похожа на кошку, которая съела канарейку". Действительно, я была счастлива и очень довольна тем, что все-таки вышла замуж за мужчину моей жизни.
К моему удивлению, в последовавшие за этой трагикомедией в итальянском стиле дни, Джо очень быстро смирился с тем, что мы женаты. Я, разумеется, была очень счастлива, а он вскоре еще и страшно возгордился и, в конечном итоге, был, пожалуй, доволен всем этим даже больше меня. Он сказал Би: "Правда, мама, о такой замечательной и такой красивой невестке ты могла только мечтать!" Он стал еще очаровательнее, чем прежде!"…..

Глава тринадцатая

…Человек с огромными синими глазами и буйной шевелюрой. Его часто называли "дитя Богемы", но он не был той богемой, на которую мы, скрепя сердце, и, порою, всем сердцем - ненавидя или - холодея, смотрим сейчас. Он не плясал на столах полуголым, не капризничал в салонах авиалайнеров, выплескивая колу стюардессам в лицо или кривясь от брезгливости, когда поклонники просили автограф.

Дети, знакомые и незнакомые, очаровывались им в минуту, доверчиво протягивая ему свои бесхитростные игрушки, мячи, шары, машины, кубики, кукол. К каждому ребенку он относился как ко взрослому. Наверное, хорошо помнил свое детство и себя в нем.

И ему в ответ оказывали полное доверие: говорили о самых важных тайнах: а у хомячка болело ушко, у куклы сломался нос, у медвежонка Нани с самого вечера хитрый вид, он, должно быть, съел много меду….. Есть у Джо одна песня, о ветеранах Ватерлоо, быть может, это обработка старинной французской мелодии. Я не могу сказать точно. Джо поет ее в окружении детей, мчащихся на веселой карусели. Как бережны его жесты, как светла улыбка и мягок голос! И как весело, без тени смущения, подпевают ему дети. Конечно, это был подготовленный детский коллектив, конечно, были репетиции…. Но детей обмануть нельзя. Они не протянут свои ладошки тем, кто им не нравится, не станут не то что работать, а даже просто смотреть в твою сторону…. Это подтверждает мой личный опыт, и такой опыт есть у каждого из нас. Просто мы не всегда говорим об этом, не всегда помним и не всегда правильно оцениваем, увы!

Маленькой дочери Моник Ле Марси, Лоранс, Дассен принес первую в жизни розу, очаровательно ухаживал за нею весь вечер, а в последующие визиты неизменно появлялся в доме Марси с гитарой и словами: "Сейчас я буду петь для моей маленькой невесты!" И в этом не было игры, хотя Лоранс прекрасно знала, что Джо женат. Было неподдельное очарование искреннего общения, быть может, восторг ожидания того, как нераскрывшийся бутон с капельками росы на лепестках станет розой.. Девочка, угловатый нескладный подросток, зачарованно слушала песни Джо, вторила им. Известие о гибели певца много времени спустя Лоранс восприняла, как глубочайшее личное горе, так до конца и не поверив в то, что случилось. "Восторг надежды" зароненный в ее сердце Джо, не пропал зря…. В жизни каждого из нас важен человек, бережно прикоснувшийся к нашей душе, как бы показавший нам нашу Суть. Нас самих. Для девочек это даже важнее, чем для сильной половины Земли… Впрочем, это только мое мнение. Я ни на чем не настаиваю….

Глава четырнадцатая

…О, окруженный роем поклонниц, получая не менее четырех тысяч писем в день, он не менял женщин, как перчатки. А уходя от них, не оскорблял их сердца и достоинства. Для оставленной им Мариз, к примеру, в любой момент дня и ночи у него была минута времени и внимания, и самое почетное первое места в рядах любого и самого престижного концертного зала. Быть может, он твердо помнил, кем он остался навсегда для нее и кем всегда была для него Она. "Они отлично дополняли друг друга, воплощенная гармония!" - писал о них Клод Лемель, недоумевая о распаде их союза в семидесятых, в самом начале… Пять лет Джо скрывал от Иветт - Мариз свой новый пылкий роман. Они с Кристин встречались урывками, отдыхали вместе на Гавайях, в маленьком скромном домике - фаре, на собственном клочке земли Джо, длинною в восемь акров и с по-лосою пляжа на берегу океана, на острове Тахаа, в Полинезии. Он любил прятаться туда от посторонних глаз. Любил удочку, рыбную ловлю, тихий плеск океанских волн на закате. Или, напротив, мощное, пенное кипение волны, бурун, вздымающийся вслед широкой полосе, оставляемой водными лыжами. Он очень хорошо катался на водных лыжах. На горных, впрочем, тоже. Всегда имел отличную спортивную форму и безупречный внешний вид….. Он любил белый цвет, белые костюмы и рубашки, потому что белое отражает свет солнечных лучей, а не поглощает их.. Дассен, даже и в мелочах, предпочитал не брать, а дарить.

И в любви к Кристин он, вероятно, больше дарил, чем получал. Впрочем, ему казалось, что все - наоборот, что все иначе с Кристин: сильнее, ярче, необыкновеннее, чем с Мариз. Кристин ошеломляла его своею непредсказуемостью и экстравагантностью и дарила странную уверенность в себе, быть может, более - мужскую, чем человеческую….Слабости часто властвуют над нашей жизнью сильнее, чем достоинства, увы. И нам так нравится порою почувствовать себя иными, чем мы есть на самом деле. Как бы прожить другую, вторую жизнь.

В гармоничном, спокойном браке с Мариз, может быть, и не было внешне того бурного кипения, водоворота, водопада, омута страсти, которая, вероятно, требовалась Джо для того, чтобы почувствовать себя опустошенным и уверенным одновременно. Кроме того, Кристин обожала музыку самые разные ее направления, джаз и рок, фольк и баллады, не боялась быть раскованной, эпатажной в любом обществе….. И это тоже сильно привлекало к ней Джо, от природы очень застенчивого. До такой степени застенчивого, что перед любым своим концертом он мог не ложиться спать до самого утра, мучаясь пустыми сомнениями и неосознанной тревогой.

В сердце же блистательной мадемуазель Дельво, начинающего ассистента - фотографа, нечаянной волею фортуны ставшей вдруг в 1977 году женою знаменитого на весь мир певца и хозяйкой огромной виллы - замка в предместье Парижа - Фешероль - никогда и никаким тревогам не было места.

И, кроме того, она подарила Джо не с чем несравнимое счастье чувствовать себя отцом двух здоровых сыновей. Джонатан и Жюльен значили для Дассена больше, чем вся слава мирская. Он сам признавался в этом. После смерти первого своего сына Джошуа, который родился у них с Мариз сильно недоношенным и, несмотря на все усилия врачей, умер через пять дней, Джо очень долго не мог прийти в себя: целый год был не в состоянии выступать на сцене, просто писал песни для других. Они становились хитами других знаменитых певцов: Джонни Холлидея, Карлоса. Но гитара и голос самого Дассена подавленно и смутно молчали.

Свой страшный душевный кризис Джо все же еще сумел как то преодолеть, но вот кризис брака… Несмотря на все предпринятые ими усилия, Джо и Мариз расстались в 1977 году опустошенными. Но отнюдь не разочарованными друг другом. Искра прежнего большого чувства все еще тлела на дне их душ. Она и помогла им сохранить теплоту восприятия друг друга. Круг же их знакомых был в недоумении от распада столь блестящей пары. Не алгебра разъяла абсолютную гармонию, а страсть, эгоистичная, необъятная, подогретая алкогольными и наркотическими пара-ми….

Почти перед самой смертью Кристин Дельво - Дассен, в одном из интервью, созналась в том, что принимала наркотики и алкоголь еще во время первой своей беременности. Возможно, лишь чудом и огромными усилиями врачей, ей удалось сохранить здоровье ребенку. Да еще потому, что Джо был с нею рядом. Он в тот момент безумно любил Кристин и прощал ей многие слабости, на многое закрывал глаза. Позволял жене распоряжаться своим состоянием: всеми деньгами, сборами от концертов, туров и продаж записей его песен.

Кристин, взбалмошная и неуравновешенная особа, за десять минут переходящая к десяти оттенкам настроения: от крика до громкого смеха, от плача до сияющей улыбки и от нахмуренных бровей до навязчивой ласковости, самовлюбленно и самоуверенно решила, что может распоряжаться еще и душою мужа. Она любила устраивать ему сцены с громким хлопаньем дверей, нелепыми припадками ревности, упрекала за длительное отсутствие, поздние возвращения с концертов, письма и фото поклонниц. Пытаясь вмешаться в график гастролей Джо, она, тем не менее, в отличии от преданной Мариз, никогда не сопровождала его в них. Не хотела или не могла. Чаще всего причиной ее отсутствия было просто нежелание утомлять себя нервной суетой большого гастрольного тура. Жизнь жены артиста, по ее разумению, должна была поворачиваться к ней только блестящей стороною…. А то что блеск этот требует тщательной "полировки" постоянным и кропотливым трудом души и сердца, казалось не касалось ее совершенно. Она пыталась дразнить наркотиками и самого Джо. Возможно, просто для того, чтобы потом иметь не строгого свидетеля своих "жизненных эскапад", а - активного соучастника, у которого не повернется язык обвинять и приговаривать… Или просто из каприза, из любопытства, из желания испытать меру власти над любящим человеком? Мне трудно, да и не хочется делать какие либо предположения и догадки теперь, спустя почти тридцать лет…Испытывая огромное уважение к чувствам сыновей и близких Дассена, я не хочу говорить о сугубо частном моменте жизни на страницах книги, которая несет трепетный отсвет моего личного чувства и моих личных пристрастий к тому, кто давно стал легендой в истории французской современной эстрады..

Скажу только, что в откровенном и теплом интервью матери Джо, опубликованном в апреле 2004 года в одном из популярных парижских журналов, имя Кристин, не упоминается Беатрис Лонер вообще, хотя она тепло и с огромной любовью говорит о внуках и друзьях сына. И о Мариз Мас-сьера. Его первой жене. Многозначительный факт, не правда ли, читатель?