Едва ли не самый существенный недостаток ее декларированного девства состоял в отсутствии понимания со стороны народа. В самом деле, вычурные и надуманные идеалы, которые избрала для себя Елизавета-женщина, подошли бы католической монашке, но уж никак не первой невесте Англии. В глазах простых людей королева была не только королевой, правительницей, но и женщиной, причем женщиной, абсолютно непостижимой с точки зрения здравого смысла: отказывающейся выходить замуж и рожать детей. Народ по своему разумению пытался разгадать эту загадку: о Елизавете ходило множество самых разных, зачастую нелицеприятных слухов. Ее безмужие объяснялось двояко: она либо «распутница», либо с ней «что-то не в порядке». Первая версия в особенности подрывала авторитет королевы у простых людей и порождала активное неуважение и нездоровые фантазии: королеве приписывалось неуемное сластолюбие и множество детей-ублюдков. Второе утверждение тоже было весьма нелестным для престижа короны: самые фантастические слухи о физическом уродстве Елизаветы берут истоки именно оттуда. Наконец, само понятие «Virgin Queen» заводило иные горячие головы слишком уж в запредельные дебри: в 1587 году к изумленному Сесилу был доставлен выловленный тайными агентами прямо на лондонских улицах некто Эммануэль Плантагенет — «сын королевы Елизаветы от непорочного зачатия». Бедного безумца можно было бы пожалеть, если бы эта возвышенная идея не подпитывалась убеждением, что «его власть на небе выше, чем архангела Гавриила», и посему — что Эммануэлю Плантагенету — власть земная!

ГИБЕЛЬ «НЕПОБЕДИМОЙ АРМАДЫ»
Международное положение в мире во второй половине XVI-го столетья было на редкость запутанным. Повсеместно ширились вооруженные конфликты между католиками и протестантами, в иных странах (Франция, Нидерланды) выливаясь в настоящие религиозные войны. Лидерство в мире прочно удерживала Испания, которая активно вела захватнические войны, покорив Португалию, часть Италии, Нидерланды. Испанский король Филипп II, ревностный католик, был одержим идеей утвердить католицизм во всем мире, поэтому постоянно ссорился со странами, где победила Реформация. Особую ненависть короля вызывала Англия. Правда, следует заметить, что религиозные мотивы играли здесь самую последнюю роль — они были только предлогом и утешением сердца для лицемерного, склонного к самообману Филиппа. Причины ненависти к «мерзкому острову» таились в иной сфере. Испанцы вывозили из своих колоний в Южной Америке и Африке несметные богатства. Десятки кораблей ежемесячно отправлялись к берегам Испании, груженные золотом, серебром, живым товаром (рабами). Но далеко не все корабли прибывали к месту назначения: в пути на них нападали английские пираты и грабили все подчистую. Пиратство в Англии имело чуть ли не государственный статус — львиная доля награбленного попадала в королевскую казну, особо отличившиеся награждались дворянскими титулами (достаточно вспомнить сэра Френсиса Дрейка) и высокими военными чинами.

Ярости Филиппа не было предела. Однако бороться с Елизаветой военными методами он долго опасался — в Англии тоже был сильный флот и опытные командующие. Любые же попытки урегулировать конфликт с помощью международного права ни к чему не приводили. Много лет между Испанией и Англией шла так называемая «война под ковром». Филипп не брезговал никакими средствами, плетя интриги против английской королевы: известно, что нити практически всех заговоров, ставящих целью «физическое устранение» Елизаветы, вели в Мадрид. В 1584 году Тайный Совет в Лондоне организовал группу бдительности «Неразрывная Ассоциация», в задачу которой входила личная охрана Елизаветы. И группа работала на совесть! Заговоры раскрывались десятками, виновные кончали жизнь на плахе. Однако Елизавета не могла вечно испытывать судьбу. Понимая, что война с Испанией неизбежна, и трижды публично объявляя о ее начале, королева, тем не менее, трижды передумывала и, наконец, и вовсе запретила обсуждать этот вопрос в Совете. По-своему обыкновению Елизавета уповала на то, что проблема как-нибудь сама собой «рассосется». Однако проблема не рассосалась.

Чем закончилась военная эскапада Филиппа Испанского в Англии, известно всем. Маленькая храбрая Англия (несмотря на полное военное превосходство испанцев — 35 кораблей против 130!) сокрушила Армаду — факт, известный всем еще из школьного курса истории. Но так ли все однозначно в этой победе?

Вот как развивались события.

Неудачи преследовали испанские корабли с момента отплытия из Лиссабона. Сначала сильный встречный ветер не позволял отдалиться от берега, затем суда, система навигации которых по нынешним меркам была слишком далека от совершенства, начало сносить к югу. Из-за дурных погодных условий Армада продвигалась к берегам Англии еле-еле, вдобавок в сырых бочках (сухие, заранее заготовленные для похода, сжег неистовый пират сэр Фрэнсис Дрейк, когда промышлял годом раньше у берегов Кадиса) начал гнить провиант и вода. В довершении всех бед, не дойдя до берегов Англии, Армада попала в страшнейшую бурю, и многие корабли оказались поврежденными.

сэр Фрэнсис Дрейк

Но в Англии об этом пока не знали. Там царила если не паника, то настроение, весьма к ней близкое. Было понятно, что если испанцы высадятся на берег, английской армии долго не продержаться; даже Лондон не удастся защитить, ибо силы были слишком неравными.

Наконец, изрядно потрепанная стихией Армада показалась в заливе Ла-Манш. Состоялось несколько ничего не решивших сражений; испанцы не высаживались на берег, так как ждали подкрепления из Нидерландов. Однако подкрепление запаздывало, и это сыграло роковую для испанцев роль. Неожиданно поднялся небывалый ураган, море бушевало в августе так, как бывает только зимой. Тяжелые, неповоротливые испанские суда один за другим шли ко дну. Английская артиллерия добивала остатки вражеского флота с берега. Армада начала медленно отступать, чтобы зализать раны, а затем вернуться и нанести новый удар. Но — воистину, неотвратимый рок! — отступая, Армада снова попадает в бурю недалеко от Оркнейских островов. Возможность дальнейшего продолжения военных действий становится сомнительной. Вдобавок ко всему, среди матросов начинается паника. Суеверные католики, испанцы объясняли череду свалившихся на них неудач происками сатаны. Сэр Фрэнсис Дрейк, прославленный английский пират и впоследствии адмирал флота, внушал врагам самый настоящий ужас; его называли «El Draque», Дракон. Про него ходили легенды одна мрачнее другой; ни у кого не вызывало сомнений, что этот человек продал душу дьяволу взамен побед в морских сражениях; действительно, удача в военных делах никогда не отворачивалась от него. Говорили также, что злые силы наделили Фрэнсиса Дрейка умением вызывать бури: по тем временам это считалось особой колдовской наукой, которой можно овладеть в совершенстве — было бы желание и отвага. Так что после троекратно повторившейся непогоды у испанцев не осталось сомнений, кто именно виноват в произошедшем.

Увы — к концу царствования Елизаветы Англия отнюдь не процветала. В Ирландии бесчинствовал Тайрон, и ответные действия английской армии не приносили никаких результатов. Военные операции во Франции также были на редкость безуспешны. Война с Испанией опустошала казну. Военный налог за последние годы (конец 1590-х — начало 1600-х) увеличивался несколько раз, но это не спасало положения. Королеве пришлось заложить фамильные драгоценности из королевской сокровищницы, но, принятые в заклад купцами, они принесли только около 10 000 фунтов и не могли избавить страну от банкротства.

Портрет Елизаветы I, ок.1580-86 г.
Приписывается Джону Беттесу

В королевстве наблюдалась чудовищная инфляция: деньги почти ничего не стоили. Количество бедняков, умирающих прямо на улице, стремительно росло, по всей стране множились хлебные бунты и вспышки насилия против королевских чиновников. В деревнях кормились дохлыми собаками и кошками и — проклинали королеву.

Последней каплей бедствий стало восстание графа Эссекса (1601 г.). Он был королевским любимцем, ее закатной и самой горькой страстью. Эта странная связь является квинтэссенцией отношений Елизаветы к своим фаворитам-мужчинам вообще; все неприглядные стороны ее характера видны в этой истории, как на ладони.
Казалось бы, ни один из прежних любимцев Елизаветы не удостаивался стольких знаков внимания: именно графу Эссексу была пожалована королевская перчатка на шляпу, только он позволял себе входить в королевские покои без доклада, исключительно с ним королева запиралась в комнатах на долгие часы для игры в лурч и примеро. Однако особое положение, которое занимал Роберт Эссекс в сердце королевы, отнюдь не превратило его ни в богатого, ни в могущественного человека: у него были огромные долги, его покровительство отдельным лицам не приносило им никаких дивидендов (скорее уж, проблемы), его попытки вмешиваться в государственные дела Елизавета, по обыкновению, игнорировала.
Впрочем, у королевы имелись все основания сомневаться в его талантах: все военные действия, в которых Эссекс участвовал как главнокомандующий, были крайне неуспешными для Англии, что, впрочем, отнюдь не умаляло его непомерного самомнения и гордыни. Елизавета играла с огнем, долгие годы держа себя с молодым тщеславным сильным мужчиной как с надоедливым любимым ребенком, которому позволяют шалить, но всегда указывают на место и не принимают всерьез. Эта затянувшаяся игра, затеянная королевой, не могла длиться вечно. Слишком много (и ничего!) было позволено Эссексу: он волочился за придворными дамами, плодил незаконных детей, постоянно ругался и мирился с Елизаветой, не стесняясь при всех поворачиваться к ней спиной и даже хвататься за меч в ответ на ее публичные оплеухи и посылания к черту. Попытки Эссекса использовать свое особое положение на благо друзей кончались ничем: он хлопотал за назначение своего ближайшего друга Фрэнсиса Бекона на выгодную государственную должность — Елизавета, как всегда, пренебрегла его мнением.
Над незадачливым графом потешались («весь Лондон смеется над ее шутом!») Уступая многочисленным просьбам, Елизавета согласилась послать Эссекса на усмирение мятежа в Ирландии, но это кончилось крахом. Эссекс потерпел полное военное поражение. Не сумев обуздать Тайрона, он без разрешения вернулся в Лондон, оставив весь север острова до самого Дублина абсолютно незащищённым перед мятежниками. Елизавета поняла, что ее игра с «юнцом» (Эссекс был моложе на 33 года, и королева так и не научилась видеть в нем мужчину, а не ребенка) зашла слишком далеко. Такой проступок (фактически, военное преступление) нельзя было оставлять безнаказанным.
Эссексу грозил суд Звездной палаты; однако он не стал дожидаться правосудия, а, одержимый непомерной гордыней, примкнул к заговору против Елизаветы, мало того, оказался в первых рядах мятежников, которые намеревались силой добиться отречения королевы и воцарения Иакова Шотландского. Заговор был обречен, как и все остальные эссексовские начинания: он не был ни дипломатом, ни политиком, ни царедворцем, ни заговорщиком. Итог известен: 25 февраля 1601 года молодой человек сложил голову на эшафоте.

Роберт Девере, граф Эссекс.

Отредактировано Isabella Salinas (25th Feb 2010 15:23)